СКЛОНИМ ГОЛОВЫ...

Склоним головы в скорбном молчании. Перед нами книга памяти и скорби прокуроров Южной Осетии, наших земляков, коллег, которые стали жертвами политических репрессий.

У них были свои имена и биографии. Многие имели семьи, воспитывали детей и внуков. Все эти люди хотели счастья своей Осетии, своим родным, близким, прожить на земле по-людски. Но однажды жизнь каждого из них круто изменилась – одни упали в могилы с простреленными черепами, другие были погублены в тюремных подвалах, за колючей проволокой, угнаны в лагеря и вскоре превратились в лагерную пыль.

Как и память о трагическом опыте развязанной Грузией войны 1990- 2008 годов, память о терроре репрессий тридцатых годов двадцатого века, особенно их пик в 1937 – 1938 гг., оставили в народной памяти осетин глубокий и трагичный след как одно из проявлений геноцидной политики в отношении осетин.

Сколько их было, жертв репрессий и беззаконий? Любая цифра, которую сейчас называют даже по нашей относительно небольшой республике, увы, не может быть точной. Количество репрессированных, по оценкам ряда исследователей, составляет свыше 400 человек, при общем населении около 100 000 человек.

По сообщению Центрального государственного архива Республики Южная Осетия десятки человек арестовывались и соответственно оформлялись за пределами Юго-Осетинской АО, не попадая в югоосетинскую статистику, и, таким образом, общее количество репрессированных по Южной Осетии составляет заведомо более четырёхсот человек. Имеющийся в ПО ЦГА РЮО «Список репрессированных в 1937-1938 гг.» содержит 373 имён.

Тем, кто более или менее знаком с историей репрессий 30-х годов XX века в Южной Осетии, известно, что репрессии преследовали политическую цель, зачастую имели национальную окраску. Согласно приказам НКВД ГССР, исследованным данным карательной бюрократии и статистики, репрессии против осетин и абхазов носили более жесткий характер, чем в остальных районах Грузии. Большой террор нанес по Осетии сильнейший удар, а о его местной составляющий на юге говорит то, что среди репрессированных жителей ЮОАО осетины составили практически 90 %. Осетины и абхазы потенциально являлись объектом притязаний титульной нации Грузии на гегемонию и ассимиляцию, поэтапное разрушение или «перекодировку» их особой коллективной и индивидуальной идентичности.

Целью проведённых в 1937–1938 гг. репрессий в Грузии было физическое уничтожение негрузинского населения и гегемония грузинского, притеснение осетинского этноса, нивелирование осетинской культурной идентичности, для того, чтобы “выхолостить” автономию, переводя её во всё более и более в символическую сферу, что способствовало гомогенизации Грузии под эгидой грузинской нации. В 30-е годы, с опорой на старые традиции грузинского национализма еще более раннего времени, властями Тбилиси велась политика плохо завуалированной дискриминации по национальному признаку, целенаправленная политика физического и социального уничтожения наиболее ярких носителей национальной активности южных осетин. Изъятия (как это называлось на профессиональном языке карательных органов) такого размера и качества представляли собой по сути «резекцию мозга» южной части осетинского народа, убиение в народе какой бы то ни было воли к сопротивлению.

Практически все носители осетинской национальной активности были истреблены грузинским НКВД, значительную долю погибших составляли высокообразованные и талантливые люди; удар наносился в первую очередь по наиболее одаренным, также зачастую репрессиям подвергались их семьи и близкий круг родственников. Многие исследователи и свидетели репрессий отмечают, что «никакими иными реальными причинами эту часть репрессий объяснить невозможно, так как биографии репрессированных являются лучшими доказательствами их преданности идеям коммунизма, социальной справедливости, активного социалистического строительства, личной порядочности и честности, общественного признания и уважения», и указывают на целенаправленное истребление  карательным аппаратом малочисленной осетинской элиты, служащих и членов ВКП(б), для цементирования низкого социального статуса осетинского этноса. Репрессии 1930-х гг. в общественном мнении во многом, если не в главной своей составляющей, интерпретируются как расправа грузинских националистов, проникших в партийные и карательные органы Грузинской ССР, над теми активистами осетинского национального движения, которые вели национально-освободительную борьбу против посягательств на их свободу сначала грузинских князей, а позже официальных властей Грузии, против установления контроля со стороны грузинского руководства в 1917 – 1922 гг., против искусственного разъединения южной и северной частей Осетии и передачи южной части под юрисдикцию Грузинской ССР, настаивали на вхождении Южной Осетии в состав России и воссоединении с Северной Осетией, вносили наибольший вклад в развитие Юго-Осетинской автономной области.

Убедительной иллюстрацией сказанного служит анализ поимённого состава репрессированных. Если применить ещё и статистические приёмы для оценки степени интенсивности репрессий, т. е. принять во внимание то, что около 95 % репрессированных – мужчины, а из них выделить возрастную группу от 20 до 60 лет, то мы получим показатели, которые исследователи называют катастрофой.

Настоящая книга памяти является еще одним подтверждением известного вывода о целенаправленном характере значительной части репрессий 30-х годов XX в. в Южной Осетии. Югоосетинские прокуроры высокого ранга подвергались репрессиям и арестовывались УГБ НКВД ГССР за антисоветскую деятельность, будучи при этом активными участниками установления Советской власти в Южной Осетии. Ознакомившись с их биографиями, с историческими свидетельствами, сразу становится понятно, как велико значение их имён для обеих частей Осетии.

Активные участники установления Советской власти в Южной Осетии, они боролись за национальное самоопределение южных осетин, вели национально-освободительную борьбу против посягательств на их свободу сначала грузинских князей, а позже официальных властей Грузии, против установления контроля со стороны грузинского руководства в 1917 – 1922 гг., против искусственного разъединения южной и северной частей Осетии и передачи южной части под юрисдикцию Грузинской ССР, настаивали на вхождении Южной Осетии в состав России и воссоединении с Северной Осетией.

Разумеется, грузинское государство, что при меньшевиках, что при большевиках, видело в осетинских активистах воссоединения и всех сочувствующих своих злейших врагов, помнило о 1920 и 1925 годах, когда Южная Осетия делала опаснейшие для планов «великогрузинского строительства» попытки вырваться из-под тбилисского контроля и воссоединить разорванную родину. Используя размах репрессий тридцатых годов, грузинские власти нанесли целевой удар именно по активистам осетинского национального движения, преследуя тех, кто ставил вопрос об объединении Южной и Северной Осетии, кто участвовал в различных общеосетинских мероприятиях, ратовал за родной язык, возражал против закрытия школ и уничтожения национальной культуры осетин, когда в командном порядке осетинскую письменность перевели на грузинский алфавит с целью реализации политического плана отделить эти группы от абазин и осетин, проживавших в РСФСР, подготовить систематическую ассимиляцию.

Поэтому ядро руководящего состава югоосетинской прокуратуры, со славными именами которых связана первая страница истории нашей отечественной прокуратуры, как и вся плеяда юго-осетинских революционеров, подверглись репрессиям по сфабрикованным НКВД ГССР делам, якобы за антисоветскую деятельность и по надуманным обвинениям в национализме, а реально за регулярно предпринимавшиеся ими с 1921 года попытки добиться воссоединения Южной и Северной Осетии в границах одной автономной республики.

Прокуроры, которые работали в югоосетинской прокуратуре с самого начала ее возникновения, были людьми своего поколения, пережившими тяжелые времена и закаленные ими. Рождение института югоосетинской прокуратуры и ее развитие как «маяка революционной законности» (именно – революционной) неразрывно связано с выдающимися личностями, боевыми командирами, принимавшими активное участие в революционном и в партизанском движении 1917-1921 годов, в установлении в Южной Осетии советской власти: Гадиаты Николаем Юрьевичем, Абаевым Владимиром Михайловичем, Гояевым Михаилом Григорьевичем, Бакаевым Василием Борисовичем, Гассиевым Николаем Максимовичем, Плиевой Ольгой Семеновной, легендарным героем осетинского сопротивления Санакоевым Матвеем Кибиловичем.

Факты биографий прокуроров, вплетенные в контекст исторических событий, действительно уникальны. Первый прокурор области, Николай Гадиаты, сформированный как личность в знаменитой семье основоположников осетинской литературы и впитавший в себя лучшее наследие корифеев творческой осетинской интеллигенции начала века, внес весомый вклад в формирование интеллектуального потенциала прокуратуры тех годов.

С первых же дней новому прокурору пришлось забыть о личном времени. Работы было непочатый край. Трудности не страшили, и Н.Гадиаты быстро вошел в курс дела. В его прокурорских действиях, в его поступках никогда не возникало противоречий между долгом и нравственностью. И в этом постоянстве всегда видел Николай Гадиаты свое предназначение в жизни. Человек независимый, часто занимавший принципиальную и твердую позицию при обсуждении в ЦИКе наиболее важных проблем области, не ко двору пришелся Николай Юрьевич репрессивной системе грузинского НКВД, был очень неудобной и несговорчивой фигурой, что в конце концов стоило ему места, поскольку независимость прокуроров тех лет, и, прежде всего не процессуальная, а политическая, вряд ли была возможна, и, как водилось, он был впоследствии арестован 4-й отделом УГБ НКВД ГССР.

С юности связанный с революционным движением, Н.Ю. Гадиаты был репрессирован за «участие в контрреволюционной деятельности»; виновным себя не признал и держался на следствии с исключительным достоинством и мужеством. 25 июня 1937 года он был приговорен к высшей мере наказания. Согласно расстрельным спискам из Грузии, приговор привели в исполнение на следующий день, 26 июня. Впоследствии Николай Гадиаты был реабилитирован Определением Военной коллегии Верховного суда СССР № 4н-1169/58 от 29/05/1958 г.; дело прекращено за отсутствием состава преступления.

Следующий областной прокурор, Абаев Владимир Михайлович - известный юрист и ученый, также имел необходимые для руководства органами прокуратуры опыт и знания. С 1923 года он работал в органах юстиции в должностях помощника прокурора, прокурора Главсуда. Выпускник юридического факультета Московского государственного университета, окончивший аспирантуру Московского государственного университета, по возвращении в Осетию занимал разные ответственные посты: прокурор автономной области Юго-Осетии с 1925 по 1930, научный сотрудник Юго-Осетинского научно-исследовательского института. В 1937 году был арестован, репрессирован, расстрелян в Тбилиси 11.12.37 г. Посмертно реабилитирован за отсутствием состава преступления.

Следующим руководителям прокуратуры Южной Осетии - Санакоеву Гаврилу Ивановичу, а затем Гояеву Михаилу Григорьевичу также довелось работать в сложных условиях политических репрессий, жертвами которых они стали сами. В историко-биографических очерках старшего научного сотрудника Юго-Осетинского НИИ В.Ванеева отмечается: "… здесь в книге есть отрывок из "Архипелага ГУЛАГ" Солженицына: "Центр обязал чекистов арестовать и уничтожить 500 буржуазных националистов. Тут же из Осетии поступило заявление: 500 для нас мало, добавьте еще 250". На самом деле тысячами репрессировали людей. Из них 12 женщин. Сажали просто, без всякой вины. Они сами не знали, за что их арестовывают. Вот, например, Санакоев Гаврил. Он написал учебник географии на осетинском языке. Осудили его на 10 лет, и жена поехала к нему. Она работала с мамой. И она мне рассказывала, что когда она встретилась с ним, он спросил: а что говорят там, за что меня арестовали? Они не знали, за что их арестовали. А на самом деле за то, что они были представителями интеллигенции. Такие репрессии были в государстве тогда везде. Но в Грузии они имели специфический оттенок. Грузины уничтожали тех осетин, которые боролись с ними в 1920 году, и которые в какой-то форме могли защитить осетинский народ. И они фактически уничтожили цвет осетинской интеллигенции..."

Заместитель областного прокурора, Герой Первой мировой, Санакоев Матвей (Мате) Кибилович, прошедший путь от солдата до офицера, отвоевавший всю германскую и награжденный именным офицерским Георгиевским оружием, царскими орденами, полный кавалер Георгиевского креста, кавалер орденов св. Анны II и III степеней, св. Станислава II и III степеней, св. Владимира IV степени, является одним из наиболее достойных деятелей в истории Осетии.  Мате Санакоев пользовался большим авторитетом как на юге, так и на севере Осетии.  Боевой опыт, личная порядочность и абсолютно искренняя преданность своему делу привлекали к нему множество людей. Яркий и сильный лидер, посвятивший жизнь борьбе против разъединения южной и северной частей Осетии, вызывал у грузинского НКВД особую ненависть.    Репрессирован, мотив ареста- состоял в контрреволюционной организации. Приговор: высшая мера наказания, расстрелян в 1937 г. Реабилитирован в 1956 г.

Та же судьба постигла прокуроров Бакаева Василия Борисовича, Гассиева Николая Максимовича, их обвинения мало чем отличались от обвинений их товарищей: все то же активное участие в контрреволюционной вредительской организации. И тот же приговор. В числе репрессированных и были и женщины-прокуроры, например, Плиева Ольга Семеновна, за плечами которой был не только профессиональный, но и суровый военный опыт, и которая провела в лагерях много лет. Старший научный сотрудник Юго-Осетинского НИИ Владимир Ванеев, также подвергшийся репрессиям, в своих воспоминаниях пишет о том, как репрессии сломили её: «… при наших встречах она все время плакала, вспоминая погибших близких ее людей. Эти воспоминания влияли на нее весьма отрицательно. (…) Они уже не были здоровыми людьми, а представляли собой тень изнеможённого, уже никому не верившего человека. Страх, невыносимый страх окутал их цепью, не давая им уже развернуться и начинать жизнь полнокровного гражданина. Этот страх не покинул их, он остался с ними на всю жизнь».

Документы свидетельствуют, что исторически органом внесудебной расправы югоосетинская прокуратура не была даже в самые мрачные годы тридцатых. Эта миссия выпала, как известно, на долю органов ВЧК, госбезопасности, НКВД ГССР. Причем попытки поставить югоосетинский информпункт (так тогда называлось подразделение ЧК Грузии на месте) под тбилисский контроль предпринимались до 1925 года, но были остановлены консолидированной и жёсткой позицией тогда еще достаточно сплочённого руководства автономной области Юго-Осетии. В последующие годы эта борьба только нарастала, и в середине 1929 года при первом секретаре - не осетине состоялся перелом в ситуации с контролем над югоосетинским подразделением ГПУ; тбилисский центр практически добился реального контроля в Южной Осетии по линии ГПУ, проведя на ключевую должность своего ставленника из Тбилиси. Было продолжено насыщение всех ключевых постов грузинами, а также было принято специальное постановление 1934 года, так и названное: «О работниках грузинах по милиции и ГПУ в Ю/О», где пишется решение: «Просить Отдел руководящих Парторганов ЦК КП(б) ГССР двух подготовленных работников-грузин- одного для работы в УП на должность Нач. Состава, второго по линии ГПУ». Затем год за годом растет активность грузинских структур по подавлению югоосетинского национального движения и в 1937 году грузинское НКВД приступает к поголовному физическому уничтожению лиц, о которых имелась сколь-нибудь значимая информация об их деятельности по защите осетинских интересов. Первоочередное внимание уделялось именно носителям идеи воссоединения Осетии. Снимали с постов достойных представителей осетинского народа. В результате, с пятидесятых годов почти по восьмидесятые все ключевые посты в областной прокуратуре занимали только этнические грузины.

Все обвинения фабриковались под пяткой и палкой в тюремных камерах Тбилиси. Чекистские стукачи красочно расписывали, мол, «сетовал на засилье грузин в высших эшелонах власти», «был шпионом» (как же без этого?), «ну а главное (данное обвинение встречается практически во всех доносах) - «выступал за объединение Северной и Южной Осетии». В протоколах допроса от 18 марта 1938 года одного из свидетелей по обвинению Николая Гадиаты и Владимира Абаева даются такие показания: «…Еще в 1921 г. в Северной Осетии поднимался вопрос о необходимости объединения с Юго-Осетией. В этом вопросе у нас был полный контакт с южно-осетинским руководством, которое возглавлялось тогда Джатиевым, Абаевым, Гадиевым, Бекузаровым…».

Представитель Совнаркома Грузии Мгалоблишвили в своих показаниях 1935 г. обличал своих югоосетинских коллег в их недовольстве отношением Берия, что Южную Осетию «обижают», что ЦК КП Грузии и СНК не обращает внимания на развитие народного хозяйства, промышленных предприятий, на строительство дорог, школ, коммунального хозяйства, жилищных объектов, дают урезанный бюджет и т.д. Эти процессы проходили в условиях продолжающегося торможения социально-экономического развития ЮОАО.

В прокурорской среде было немало работников, честных, неподкупных, непримиримых к нарушениям прав и несправедливости, которые предельно ясно понимали, что происходит, куда ведет такое развитие событий и какие угрозы нависают над осетинским народом. Которые "проявляли характер", пытаясь противостоять незаконным арестам, произволу следственного аппарата органов НКВД Грузии, фабрикации дел, по мере сил и возможностей оказывали сопротивление навязывающемуся режиму. Областная прокуратура не желала участвовать в политическом терроре, и ее руководители оказались в незавидном положении. Грузинским властям было ясно - прокуроры Южной Осетии не готовы выносить угодные ей решения. Такая позиция не могла не вызывать недовольство органов НКВД – им пеняли на "слабый рост показателей в борьбе с врагами народа" и "притуплении классовой бдительности, так появлялись ложные доносы, сфальсифицированные обвинения, уголовные дела, с точки зрения современности не выдерживающие никакой критики.

Для прокурорских работников был отработан свой особый «трафарет»: как правило, в уголовных делах отмечалось, что-такой-то прокурор противодействует борьбе с врагами народа, необоснованно отказывает в санкциях на арест, возвращает на доследование контрреволюционные дела, придирается по мелочам к «честным» чекистам. Вскоре появлялась некая оперативная разработка, свидетельствующая о якобы вскрытом антисоветском «подполье» с националистическим уклоном, а то и о зреющем вредительском заговоре в прокуратуре. Наиболее сильные и влиятельные прокуроры «обкладывались» со всех сторон. На них долго и тщательно собирался компромат, при этом с юристами поступали не менее бесчеловечно, чем с другими подсудимыми, а вследствие их особой осведомленности издевались над ними еще более изощренно, причиняли им неимоверные страдания и мучения. Те из числа работников прокуратуры, которые осмеливались протестовать против арестов, против лишения всяких прав на законное рассмотрение ложных обвинений, были репрессированы и расстреляны без суда или сосланы в так называемые «трудовые лагеря», а по сути – на верную смерть от голода, холода и непосильного рабского труда.

«Вверх брала» система внесудебной расправы, т.н. «тройка» - внесудебный карательный орган, который не отличался профессионализмом, но в его входили представители грузинской «титульной» нации. И эта система заменяла собой не только прокуратуру, но и сам суд, не говоря уже об адвокатуре (которую воспринимали не иначе как излишнее образование).

Об уровне соблюдения даже формальной законности можно судить, например, из реабилитационного дела Тембола Захарьевича Джиоева, в котором указывается, что решение тройки НКВД Грузинской ССР о расстреле вынесено 15 августа 1937 года, а протокол об окончании следствия предъявлен 7 октября 1937  года, где расписывается Джиоев Т. Следовательно, решение о расстреле было вынесено до окончания следствия по делу, или же протокол об окончании дела был составлен после расстрела Джиоева, с его фиктивной подписью. Или еще одно дело, также расстрелянного Герсана Рожденовича Багаева, в котором имеется только лишь самооговор Багаева о том, что он был завербован в контрреволюционную организацию и напечатанные на машинке, не подписанные показания Джиджоева И.П. об обстоятельствах «преступления».

Одним из показательных маркеров процесса прогрессирующего разложения грузинского партийно-государственного аппарата следует признать и перипетии борьбы вокруг бывшего прокурора Санакоева Мате и политически знаковое постановление по его делу, которым боевой командир был сдан на растерзание тбилисскому руководству и исключен из партии «за сокрытие своего антипартийного прошлого и др. антипартийные поступки».

Жестоко наказывались также судьи, милицейские работники, работники НКВД, партийные и советские работники, которые пытались по мере своих возможностей бороться против чинимого произвола, старались так или иначе помочь преследуемым согражданам. Смертная казнь была наиболее распространенной мерой наказания по такого рода делам. Результаты репрессий для Южной Осетии были поистине опустошительными.

Долгое время от нас скрывали правду о легендарных героях, не допускали воздать должное подлинным патриотам Родины, из истории пытались выкрасть судьбы удивительных личностей, посвятивших свои жизни охране прав и интересов нашего народа, все публикации по данной проблеме тщательно цензурировались и табуировались. В самой Южной Осетии материалов по репрессиям практически не осталось, всё было вывезено в Тбилиси.

То, что в Осетии никогда не было антигрузинских настроений- хорошо документированный факт. В ответ на откровенное истребление южных осетин в 1918-1920 гг. и в тридцатые годы вся Осетия молчала семьдесят лет.

Воспоминания прокуроров двадцатых годов и других участников трагических событий начала двадцатого века в Южной Осетии, изданные в Цхинвале в 1957 и 1960 году на русском и осетинском языках, были выхолощены в соответствии с духом времени, и о геноциде в них говорится исключительно в контексте классовой ненависти организовавших его грузинских меньшевиков к провозгласившей советскую власть Осетии.

Нам понадобилось много десятилетий, чтобы наконец избавиться от идеологической шелухи и начать воздавать дань памяти великим людям, отцам-основателям прокуратуры в Южной Осетии, выдающимся сынам Осетии, и мы не станем считать наш долг перед памятью репрессированных коллег исполненным, пока бывшие когда-то знаменитые имена, произносившиеся столько лет шепотом, не будут звучать громко.

Почти за каждой судьбой наших репрессированных коллег, согласно расстрельным спискам из Грузии - оборванная жизнь, за которой трагедии десятков и сотней прямых потомков: детей, внуков, правнуков, которые не знают, где могилы, где оборвалась жизнь их родных... Где им оплакивать погибших? Куда приносить цветы? Куда прийти – помолчать? Где рассказать молодым о трагических этапах нашей жизни?

К сожалению, 30 октября, в День памяти жертв политических репрессий, в южной части Осетии никаких памятных мероприятий на государственном уровне как правило, не проводится. В северной части Осетии каждый год, в День памяти жертв политических репрессий, во Владикавказе у памятника «Камень слез» на улице И. Плиева, проводится традиционный митинг, посвященный всем нашим соотечественникам, несправедливо погибшим и прошедшим через лагеря в прошлом веке. В этот день почтить память погибших, возложить венки и цветы к памятнику и продемонстрировать свое твердое намерение никогда не допускать возврата к беззаконию, по приглашению североосетинского отделения Всероссийской организации жертв политических репрессий приходят представители властей, правозащитных организаций, родственники репрессированных.

Память о репрессированных – это назидание и забота о будущем, это наш святой и нравственный долг. Закон Республики Южная Осетия от 25.06.2003 г.«О реабилитации жертв политических репрессий» предусматривает восстановление их в гражданских правах, устранение иных последствий произвола и обеспечение посильной в настоящее время компенсации материального и морального ущерба. Все прокуроры, чьи дела были проверены, были реабилитированы за отсутствием состава преступления еще в пятидесятые-шестидесятые годы, уголовные дела прекращены за отсутствием события либо состава преступления.

На этих людей надо равняться молодому поколению прокурорских работников как на наглядный пример жертвенного служения своей Отчизне и своему народу искренних патриотов, людей государственно мыслящих, людей чести и ответственности, умных, волевых. Надо рассказывать о них, их жизни и их деятельности, чтобы и далеко за пределами Осетии знали, что Осетия — родина таких выдающихся людей, ради которой они так часто рисковали собой в военное и даже мирное время. Память о них – это наш святой и нравственный долг. Это на самом деле нужно не мертвым, а живым.

Æнусмæ цæрдзæн нæ зæрдæты нæ кадджын хистæрты рухс нæмттæ. Рухсаг уæт…

Вечная память!

Работа над книгой памяти продолжается. Мы намерены проводить ее и дальше, более пристально всматриваться в пласты богатейшей нашей истории. В годы и судьбы. И обязательно вернуть добрые имена и других наших репрессированных коллег. Поэтому обращаясь к тем, кто знает что-либо о родных и потомках репрессированных прокуроров Южной Осетии, просим позвонить +7 (8502) 45-41-91, либо написать sogenproc@mail.ru.